За морями, за долами, за высокими горами да за тридевять земель в тридесятом царстве, в лесу густом, но сухом, на дереве высоком сидел кот Баюн, мурлыкал – распевал и добычу завлекал. Но, ни птица рядом не пролетала, ни зверь не пробегал – всех напугал Баюн – говорун. Даже мышка – норушка в норку забилась, листочком прикрылась, притихла и не шевелится, чтобы котейка не услышал её да не поймал.

       Дни пролетали, недели и месяцы проходили, а кот Баюн сидел на дереве да по сторонам посматривал, добычу искал, чуть с ветки не упал, но так и не дождался. Устал котейка петь и завлекать, да ворон пугать, исхудал, аж голос пропал, есть – пить захотел и решил он сходить к Ягушке – дряхлой старушке. Перед ней повиниться, что сметану стащил, авось и простит, да щами – кашей угостит. Спрыгнул с дерева Баюн и направился к бабе Яге, а сам идёт и шатается, лапы заплетаются, споткнётся – кувыркнётся, когтями цепляется, снова поднимается и опять бредёт, и мечтает, Ягушкину кашу вспоминает.

       Добрался котейка до поляны. Посмотрел, а избушка накренилась, крыша свалилась, печка не дымит, кашу – щи не варит, а баба Яга на завалинке сидит, на клюку опирается, слезами умывается, грязной тряпкой утирается.

       – Что случилось, Ягушка? – замурлыкал Баюн. – Кто сломал твою избушку? Ты прости меня, кота, что сметану съел тогда – слишком, уж была вкусна. Не простишь, так накажи и хворостиной отлупи, но прошу – не выгоняй, хоть краюшку хлеба дай. Отощал в лесу своём... Может, станем жить вдвоём? Всех мышей переловлю, на ночь песенку спою, лишь бы ты меня кормила: кашкой, мясом угостила. Что молчишь, Ягушка, старая подружка?

       Вздохнула Ягушка, посмотрела и коту сказала, недовольно проворчала:

       – Эх, Баюн – говорун! Избушка стояла, никому не мешала. Я щи да кашу варила и зверушек кормила. Колдовала, на метле летала и за порядком следила. И не думала, не гадала, что нежданно – негаданно беда нагрянет. Ох, обидели старушку, разломали мне избушку!

       – Не печалься, Ягушка, не грусти, подружка, – промурлыкал кот Баюн, – что-нибудь да придумаем.

       Но пуще прежнего расплакалась, баба Яга. Слезами заливается, тряпицей утирается.

       Кот Баюн сидел на крылечке, на неё смотрел и ждал, когда старушка успокоится.

       Устала, уморилась Ягушка, рядышком с котом уселась, на Баюна не смотрит, о чём-то бормочет, в сторону леса глядит да пальцем грозит.

       Надоело котейке слушать стон да плач старушки, он спросил у подружки:

       – Ягушенька – подруженька, скажи – не молчи, кто посмел тебя обидеть? Побегу, догоню да, как выпущу когти острые! Полетят клочки по закоулочкам!

       – Что ты, что ты! – руками замахала и тихо забормотала Ягушка. – Мне сорока на хвосте принесла, что кузнец – удалец с Горынычем баловались, силушкой хвастались, кто дальше молот забросит, да не рассчитали, попали в избушку, вот и обидели старушку.

       Зафырчал, заурчал кот Баюн, аж шерсть вздыбилась. Принялся когти точить, да к битве готовиться:

       – Свистну – крикну и созову лесной народ, – заворчал котейка. – Быстро уму – разуму научим озорников – баловников. Не бойся, Ягушка, не трясись, старушка! Как налетим, камень на камне не оставим, все разнесём, в пыль превратим и по ветру развеем.

       – Не тревожь, Горыныча, – заступилась баба Яга. – Он много раз мне помогал, из беды выручал. С Кощейкой сражался, девиц – красавиц из полона освободил, а теперь и людям подсобляет, с ними живёт-поживает, детишек катает да село охраняет. А ты спрятался в лесу, кто мимо шел – всех испугал, зверей разогнал, даже птицы разлетелись, токмо вороны кружат над тобой. Посему и живёшь один-одинёшенек. Лишь польза от тебя, что сон навеваешь, да болезнь – хворобу лечишь.

       Удивился кот Баюн. Не поверил старушке Ягушке, что Горыныч победил Кощея, да стал людям помогать – село охранять.

       Осерчала баба Яга. Ногою топнула, в ладоши хлопнула и перед ней сорока – белобока появилась. И затрещала, и заговорила она:

       – Сама видела и всё слышала, как Горыныч пред людьми прощения просил, в ноги кланялся, а потом с Кощеем дрался, его по земле катал да в пыли валял, и в клетку закрыл. Девиц – красавиц освободил. Женихов оживил. Потом всех забрал, и в село вернулся. На свадьбах гулял, песни пел да плясал. А сейчас в пещере живёт. В кузнице огнём полыхает – удальцу помогает. Вечерами ребятишек катает да за Кощейкой присматривает. Всё видела, всё слышала, всё знаю, – протрещала сорока – белобока, крыльями взмахнула и быстро упорхнула.

       Ещё больше удивился кот Баюн. На Ягушку посмотрел, вслед сороке поглядел, к перилам привалился да с крыльца свалился. Зафырчал, поднялся и к бабе Яге прижался:

       – Ягушка – подружка, может, и мы пойдём, перед людьми повинимся, в ноги поклонимся, авось и нас пригреют да избу новую поставят, и будем жить-поживать – горя не знать. Что молчишь, ничего не говоришь?

       – Я беду не приносила людям. Всех привечала и угощала, даже Иван Царевич в гости приезжал, а ты, кот Баюн, всех разогнал, вот уж тебе и придётся в ноги кланяться да виниться, и прощения просить, а ежели не захочешь и передумаешь, в лес подавайся, на дерево взбирайся, там и живи. А я в ступу сяду, помелом взмахну да помчусь к Горынычу. Они пошалили, избушку повалили, с них и буду спрашивать. Ежели сумели сломать, должны вину признать. Как сказала, так и будет.

       Ох, не хотелось котейке в лесу оставаться! Стал он уговаривать Ягушку – подружку, чтобы с собой взяла, обещал всё исполнить, что она скажет да посоветует.

       Пожалела Яга своего дружка. Забралась в ступу, кота Баюна посадила, взмахнула помелом, свистнула – крикнула, что-то прошептала и помчалась над лесами, над морями, над высокими горами, пока не увидела пещеру, из которой дым валил да огонь вырывался.

       Остановилась ступа возле входа в пещеру тёмную да глубокую. Выбралась и поковыляла баба Яга, клюкой грозит, кулаком машет и Змея бранит. А Горыныч спит-посыпохивает, ничего не видит, ничего не слышит.

       Устала Ягушка кричать. Подняла камень да кинула в пещеру и угодила старшей голове Горыныча в правый глаз. Проснулся Змей Горыныч, взревел от боли, огнём полыхнул, выбрался из пещеры да закричал громким голосом:

       – Кто мне спать-почивать помешал – камнем в глаз попал? Явись-покажись, быстро уму-разуму научу, разочек шлепну и очутишься за тридевять земель в тридесятом царстве!

       Зафырчал кот Баюн, как услышал о тридесятом царстве. Не хотелось ему обратно в пустой и сухой лес возвращаться, да на дереве сидеть и по сторонам смотреть.

       – Ах ты, кот полосатый! – вздохнул и полыхнул Горыныч, прикрывая головы крылом. – Появился да камнями кидаешься? Поймаю – закрою в клетку вместе с Кощейкой, тогда будешь знать, как со мной играть.

       – Ах ты, Змей Горыныч! – крикнула и ногою топнула Ягушка. – Три головы имеешь, а ума-разума так и не набрал. Ишь, озорник – баловник! Вздумал с кузнецом – удальцом силушкой померяться, кто дальше молот забросит? Пошутили да поиграли, мою избушку сломали, печь развалили, чугун с кашей свалили. Обидели старушку – осталась без избушки. Ежели не повинитесь, тогда, как наколдую, как прошепчу слова заветные, да превращу в мышь летучую! Пищи – летай и комаров хватай. И кузнеца – удальца заколдую! Оборочу в мышку – норушку. Вот уж узнаете, почём фунт лиха!

       Услышал Змей Горыныч голос знакомый. Приоткрыл глаза и удивился, что баба Яга перед ним стояла, клюкой грозила, кулачком махала и обещала в мышь летучую превратить, а рядом с ней кот Баюн выхаживал, усы разглаживал, фырчал, того и гляди – бросится да когтями вцепится.

       – Ягушка – подружка, откуда взялась – здесь оказалась? – полыхнул огнём Змей Горыныч. – Что с тобой случилось?

       – Ах ты, озорник – баловник! – опять закричала и затопала ногами баба Яга. – Избушку свалили, печь развалили, молот мимо просвистел, чуть меня не задел. Как мне жить в развалюшке? Печь дымит, огонь не горит, щи – кашу не варит. Кто исправит, да всё наладит?

       – Не гневайся, Ягушка, успокойся, подружка, – сказал да полыхнул Горыныч. – Кузнеца – удальца позову, ему расскажу, что-нибудь да придумаем. Наша вина – нам исправлять, – повернулся он в сторону села да троекратно крикнул – свистнул.

       Не успела баба Яга дух перевести, как заметила, что к пещере кузнец – удалец бежит и спотыкается, падает и кувыркается, снова поднимается и к ним торопится. А вслед за кузнецом и сельчане прибежали, на Ягушку глядят, руками машут, о чём-то говорят да шепчутся. Увидели кота Баюна, за камни схватились, кидают, его прогоняют. А котейка хитёр, за бабу Ягу спрятался, под ступою скрылся, помелом прикрылся.

       Встал перед сельчанами Горыныч с кузнецом. В ноги упали старушке Ягушке. Вздохнул, огнём полыхнул Змей, на удальца показал и сказал:

       – Наша вина, что избушку свалили, печь развалили да Ягушку обидели. Вздумали с удальцом силами померяться, кто выше и дальше молот забросит. Не знали, не гадали, что в избушку попадём. Не обижайся, Ягушка, всё исправим, подружка. Поставим новую избушку – краше прежней будет. А кузнец – удалец узорчатые ножки смастерит. Отдохни, пока трудимся, – и крикнул громко. – Эй, народ, кто с нами пойдёт: рубить, колотить, крышу крыть да печь ложить? Вдвоём хорошо, а сообща-то лучше!

       Побежал – повалил народ. Кто пилы несёт, кто топоры точит, кто гвозди готовит. И закипела работа: шум да звон стоит, только щепки во все стороны разлетаются да работники усмехаются и на Ягушку посматривают, как она спит-посыпохивает и ничего не замечает.

       Солнце на закат повернуло, когда прибежал удалец – кузнец и начал будить старушку Ягушку. А она спит – не просыпается, на удальца ворчит и толкается, от него отворачивается. Не удержался кузнец. Поднял старушку, встряхнул Ягушку, на ноги поставил да глядеть заставил.

       Посмотрела Яга, рукой отмахнулась – глазам не верит. Перед ней не избушка стояла, а чудо – теремок. Ставни расписные, крылечко да дверь резные, из трубы дымок вьётся, в печи огонь горит, из чугунов пар вырывается, щами да кашей пахнет. Теремок стоит на ножках кованых – узорчатых да приплясывает. И сам в сторону леса поворачивается, все норовит убежать да Горыныч не даёт, кое-как удерживает.

       Обрадовалась Ягушка, заплакала старушка. Подошла к теремку – не налюбуется. В ноги сельчанам да Горынычу с удальцом поклонилась, в гости зазывает, щами – кашей угощает. Всех накормила – напоила досыта, а в чугунках не убавилось. Стал народ песни петь да плясать и Ягушку уговаривать, чтобы в селе жить-поживать осталась. Ну, баба Яга и согласилась. Обещала щи да кашу варить и в поле, на луга носить да всех кормить, что помогли – приветили старушку. Знала, сделай людям добро – оно вдвойне вернётся. Хотели они кота Баюна поругать, что озорничал: сметану да кур таскал, но раздумали. Уж слишком хорошо песни пел – мурлыкал. До кого дотронется, у того болезнь – хвороба исчезала, малым деткам промурлыкает, а они спят – улыбаются, да и ребятишки радуются, с ним играют, мышей ловить заставляют. Лишь теремок запыхтел, на лес посмотрел, хотел сбежать, да не получилось. Кузнец – удалец поймал, на цепь посадил и к дубу привязал. Так, на всякий случай. Вдруг, опять сбежать надумает?

       Вот и сказке конец. Кто слушал – молодец, кто уснул – не беда, сказка рядышком всегда.