Припожаловала, откуда ни возьмись, в наш город песенка. Услышишь – и все, попался! Даже, если музыку не любишь. Крутится в голове весь день.

Мотив – самый легкомысленный.  Слова – так себе.

      – Тру-ля-ля, тру-ля-ля, мы-живем-веселья-для!

     Некоторые запели это вслух. Другие изо всех сил терпели.

     Утро, народ поспешает на работу. И каждого (прошу заметить!) донимает мотивчик.   

      – Тру-ля-ля, тру-ля-ля…

     Поют пешеходы и водители троллейбусов. Напевают продавцы магазинов, полицейские, банкиры, летчики, моряки и министры. Посвистывают дворники. Даже автор этой истории, время от времени, мурлычет вполголоса.

     – Передаем важное сообщение! – объявили по всем телевизионным программам. -  Тру-ля-ля, тру-ля-ля… Агрессия на территории города! Нас пытается захватить песенка… мы-живем-веселья-для! Подчинить себе, лишить тишины и свободы! Спасайся, кто может! И как может!

     По радио выступили профессор Пузиков, генерал Кривошеин и писатель Капустин. Профессор высказал предположение, что началась эпидемия. Генерал был уверен, что самое время – начинать пальбу из всех пушек.

     – Куда, хотелось бы знать, вы собираетесь палить? – поинтересовался профессор Пузиков.

     – На все четыре стороны света! – сообщил генерал, а потом добавил. – Веселья-для! Тру-ля-ля! Тру-ля-ля!

      Писатель ничего не мог утверждать окончательно, но мотивчик, от которого невозможно освободиться возмущал до глубины души. Писатель предложил  называть песенку «тру-ля-ляшкой» и остальные согласились.

      Что тут делать?

      Решили натравить на тру-ля-ляшку срочно изобретенную для такого случая глотательную прореху (то есть, проще говоря, невидимую «дырку» охотничьей породы), которая питалась музыкальными фрагментами. Голодную, зубастую, будто бы, безразмерную хищницу.

     А уже на следующий день музыка куда-то запропастилась. Исчезли мелодии, хоровое пение, танцы, прочее из того, что в нашем городе ежедневно исполняется с помощью музыкальных инструментов. Зато хищница насытилась, потеряла безразмерность, сделалась видимой. А тру-ля-ляшка (представьте!) оказалась несъедобной. Сохранилась в единственном числе из всего, что можно назвать музыкальным.

   – Тру-ля-ля, тру-ля-ля, мы-живем-веселья-для! – с удовольствием напевала дырка охотничьей породы, которая расположилась на центральной улице нашего города.  Собралась толпа народу посмотреть, как она – похожая на белесый пузырь величиной с маршрутный автобус – зависла, покачиваясь, у самой мостовой. Время от времени из глубин хищницы, покрытой белесой кожицей, слышались негромкие обрывки мелодии, ритмы, далекие голоса, странные нагромождения звуков.  

    – Зря мы ее изобрели. Поторопились, – объявил профессор Пузиков.

     – Прореха – питается музыкальными фрагментами. Музыки для ее прокорма в нашем городе может однажды не хватить... – соображал писатель Капустин. – Хищница начнет поедать звуки, из которых состоит человеческая речь, станет охотиться на шум ветра, шелест листвы, плеск морской волны, и остальное, дорогое уху и сердцу каждого человека. Нужно немедленно от прорехи избавиться!    

     – Расстрелять обжору из пушек! – предложил генерал Кривошеин.

     Оказалось, что хищница прекрасно понимает человеческую речь. Она стала уменьшаться в размерах, на глазах ежиться.      

     –  Отправим-ка мы ее в необозримый космос. Навсегда… –  решил профессор Пузиков.

     Но хищница, определенно, не хотела в космос. Тем более, навсегда. Прижавшись к стене дома, она задрожала от страха.

     –  Подарите ее мне! – попросил сын господина профессора, Серега Пузиков, который был в толпе вместе с прочими.

     –  Ни в коем случае! – воскликнул писатель Капустин. – Это может оказаться опасным даже для кого-нибудь из взрослых! А уж для молодого человека вашего возраста…

     Серега бесстрашно подошел к хищнице. Все так и ахнули (а генерал Кривошеин, расстегнув кобуру, вытащил пистолет). Здесь многие заметили, что в руках у Пузикова-младшего – цветной фломастер. Раз, два! Серега нарисовал глаза хищнице. Три! Исполнил нос, четыре! Соорудил рот. Потом – брови, уши, кудряшки волос.

      Секундой позже глазастый пузырь величиной с маршрутный автобус, растеряно улыбался, задирая брови, корча рожицы. Такие невообразимо потешные, что окружающие начали хохотать (и генерал Кривошеин чуть не потерял свой пистолет, потому как от смеха не мог попасть стволом в отверстие кобуры). Стало совершенно ясно: пузырь – личность не агрессивная.

     Так у Сереги Пузикова появился друг величиной с маршрутный автобус. Первым делом, Серега решил научить его игре на музыкальных инструментах. Для этого пузырь отрастил пару «конечностей», расположив их по бокам, как руки. Пузырь упражняется с утра до вечера,  играет гаммы, исполняет уже простенькие пьесы. Серега уверен: рано или поздно он начнет сочинять что-нибудь съедобное, а потом «вкусненькое» (если про музыку можно так сказать).

     P.S.: А тру-ля-ляшка, что ж… осталась в здешних местах навсегда.

     – Тру-ля-ля, тру-ля-ля, мы-живем-веселья-для! – гимн нашего города. Самое начало утренней и вечерней торжественной песни, исполнение которой – почетная обязанность каждого жителя. Дважды в сутки – с восходом и при закате солнца – граждане хором исполняют городской гимн.

 – До чего зажигательная мелодия… Счастливчики! – удивляются многочисленные приезжие, которые специально являются в город послушать наш гимн и полюбоваться на дружное исполнение. – «Мы живем веселья для»… Кто, интересно, сочинил такие подходящие слова, которые хочется исполнять хором жителям целого города?     

     Между прочим, после утреннего хорового исполнения тру-ля-шка честно не пристает ни к кому из нас до вечера, можно спокойно работать, воспитывать детей, заниматься прочими делами; а после вечернего гимна – разрешает спокойно поспать.

         Разумеется, гости не подозревают об этом, и никто из местных жителей, до сих пор не соизволил объяснить, что и как.